Как из Витебска во время войны эвакуировали махорочную фабрику, рассказал очевидец

Автор:
Опубликовано:
17
Сентябрь
2020
Комментарии: 2 комментария
Рубрики: Авторы История Нетипичный читатель
воспоминания Владимира Соломоновича Файнберга


Неделю назад мы начали публиковать воспоминания о Витебске Владимира Соломоновича Файнберга. Его отец, Соломон Ефимович, до войны работал в нашем городе на махорочной фабрике. А когда стало известно, что Германия напала на Советский Союз, то рабочие стали готовиться к эвакуации предприятия.

Реклама легендарной витебской махорки
Из фондов Государственного архива Витебской области

Куда вывозили махорочную фабрику, какие трудности ожидали семью Файнберг (отец Соломон, мама Роза, дети Эммануил, Алик, Владимир и Вика) по дороге в тыл и как они устроились на новом месте, Владимир Соломонович помнит в мельчайших подробностях.

Своими воспоминаниями он поделился с читателями «Витебского курьера news».

Семья Файнберг
Семья Файнберг. Фото из семейного архива автора

Наша семья собиралась в дорогу. Мама пошла в магазин и принесла пакет с вещами, среди них были черные ботинки для меня. Пятилетняя Вита не понимала, что происходит, веселая бегала по комнате. Потом приехал на грузовой машине папа, начал грузить наши вещи в кузов. Там уже сидели люди с чемоданами и мешками. Это были семьи рабочих с фабрики.

 

Мы приехали на вокзал, где стоял железнодорожный состав, а на платформах размещалось оборудование фабрики, укрытое чехлами из брезента. Было погружено оборудование и других предприятий – очковой фабрики, кожевенного завода и др. Состав был настолько длинный, что его конца не было видно.

 

Стояли товарные вагоны для рабочих. В один из них папа и мама погрузили наши вещи. Мы заняли места рядом с другими пассажирами. На полу каждая семья стелила коврики, одеяла и подушки для себя и детей.

 

К вечеру погрузка была закончена. Паровоз загудел,  мы поехали. На станции Невель мы стояли недолго. Директор фабрики и папа ходили на вокзал, просили коменданта, чтобы быстрее нас отправили, носили ящик махорки для солдат комендатуры.

 

Мы поехали дальше. По пути нас дважды бомбили, каждый раз поезд останавливался, люди выбегали из вагонов и прятались в кусты. Мы тоже выскочили, папа меня тянул за руку, мама несла на руках Виту, Алик и Мура бежали рядом.

Эвакуация завода во время войны
Иллюстрационное фото. Эвакуация завода. 1941 год. Источник: russiainphoto.ru

Все закончилось, мы вернулись в вагон. Поезд пошел и тут мама закричала: «А где Мура?». Жена директора тоже не увидела своего сына. Обе женщины рыдали и плакали. Папа стоял бледный, по его щекам текли слезы. Потом мы подъехали на станцию Великие Луки. Сколько было радости, когда  увидели, что на площадке вокзала стояли Мура и сын директора фабрики. Им удалось подсесть в военный состав и раньше нас приехать на станцию. После этого случая поступила команда при бомбежке из вагонов не выходить. Мы все ложились на пол. Было очень страшно. Пожилая женщина стояла на коленях и все время кричала: «Хаим Срол».

 

Когда немецкие самолеты улетели, я спросил у папы, что эта бабушка кричала. Папа мне тихо сказал, что это такая молитва еврейская, что здесь много евреев и что вся наша семья тоже евреи. До этого я не знал, что мы евреи. Мама мне потом много рассказывала о всех наших родственниках. Когда я осмотрел пассажиров в вагоне, то понял, что большинство рабочих махорочной фабрики и их семьи — евреи.

 

Мы остановились в большой, как мне казалось, деревне. Всех женщин и детей расселили по местным домам. Мы стали жить у женщины, мужа которой забрали на фронт. Рабочие, в том числе и мой папа, уехали дальше на поезде, пообещав вернуться за нами, как будет возможность. Отец сказал, что они едут в город Марксштадт (современное название Маркс), там будут монтировать оборудование фабрики, чтобы дать фронту махорку.

 

Деревня называлась Баланда. Это узнал я потом. Мы там прожили недолго, вскоре приехал папа на машине и мы переехали в город Марксштадт. Папа привез нас к дому по улице Куйбышева, 88. Он был большой, недавно построенный. Новыми были деревянный забор, ворота и калитка. Во дворе нас встретили две собаки, которые приветливо махали хвостами. В новом сарае лежали «кизяки», сделанные из коровьего помета и соломы. Ими топили печь. Рядом мы увидели деревянную форму для их изготовления, а в другой части сарая — большую кучу сухих коровьих лепешек.

 

Еще во дворе была огромная куча хвороста, рядом стояла деревянная колода, а в нее был вбит большой топор. На первую зиму нам всего этого хватило, затем папа привозил на машине бревна, мы их пилили и кололи. Иногда на топку шел забор соседнего дома, где никто не жил. Большая печь обогревала все три комнаты дома. Печь была обтянута черной жестью, мы ее использовали как школьную доску, писали мелом. 

Беженцы. Прифронтовая полоса
Иллюстрационное фото. Прифронтовая полоса. 1941 год. Источник: russiainphoto.ru

Мура пошел работать на фабрику. А мы с Аликом осенью отправились в школу. Она находилась недалеко от нашего дома, была двухэтажной, но не отапливалась, потому зимой там было очень холодно. Все ученики и учителя были тепло одеты: ватные брюки, ватние бурки, телогрейка, шапка-ушанка, резиновые чуни. Дети постоянно в руках держали чернильницы-«неразливайки», чтобы чернила не замерзали. Писали на подручных материалах. Я, к примеру, использовал бумагу, из которой на фабрике делали пакеты для махорки, темно-коричневого цвета.  Другие дети писали на газетной бумаге. Занятия длились недолго, чтобы не замерзнуть.

 

В июле 1942 года заболела мама. Ее положили в больницу, но через три дня мама умерла. Шел 1942 год. Лекарств не было. Диагноз поставили – «сибирская язва». Что это такое, я по сей день не знаю. Тогда говорили, что это – заражение крови. 

 

Ехали мы на кладбище на грузовой машине. Дома был накрыт стол в большой комнате. Там хлопотала тетя Соня Кисельгоф и еще одна женщина.  Что говорили, я не слышал, так как ушел во двор, сел в углу сарая и плакал.

 

Утром папа и Мура пошли на работу. Тетя Соня привела бабушку Басю. Полное ее имя – Эстер-Бася Зеликовна Бляхман. Я на всю свою жизнь ее запомнил. Она была очень добра к нам. Готовила еду, шила штанишки, рубашки из серого, очень жесткого материала, который папа приносил с фабрики. Бабушка прожила с нами всю войну.

 

Нам постоянно хотелось кушать. Рядом с нашим домом стояла конюшня, во дворе которой был колодец, я туда постоянно ходил за водой. Эту воду мы пили, мылись ей, бабушка Бася готовила и поливала небольшие грядки. Дядя Коля, конюх, ко мне хорошо относился, давал мне жмых, которым кормил лошадей. Я этот жмых ел, приносил домой, бабушка Бася его размачивала и пекла  блины.

Отец и сыновья Файнберги
Соломон Ефимович с сыновьями Володя (автор), Мура и Алик. Фото из семейного архива автора

Когда я первый раз пришел на фабрику, то увидел, что в цехах работают одни женщины – мужчин забрали на фронт. От женщин пахло махоркой, некоторые стали курить. Из мужчин на фабрике остались директор Школьник, главный инженер Меерзон, бухгалтер Шустер, начальник пожарной охраны Зильберман, дядя Лева Кисельгоф, старый и больной человек. Много было молодежи, среди них Мура и Алик.

 

Все годы войны на фабрике работала столовая, где обедали рабочие. Иногда обеды давали детям. Я часто приходил на фабрику с двухлитровым бидончиком. Мне наливали пшенный суп. Он был очень жидкий, сверху плавали жировые кружочки. Мы говорили, что в этом супе крупинка за крупинкой гонится с дубинкой.

Через неделю мы опубликуем продолжение воспоминаний Владимира Файнберга.

Как в Витебске делали махорку, которую прославил в стихотворении Аркадий Кулешов.

Как в Витебске после войны производили махорку.

Метки: , ,
Комментарии: